Жозеф Рони-старший - Красный вал [Красный прибой]
"Красные" слушали с снисходительным презрением, в "желтых" поднималась досада, их раздражал неприятный голос, прерывистая речь их оратора. Франсуа, полный какого-то, ему самому необ'яснимого, волнения, задыхался в этой зале и счел возможным удалиться на несколько минут. Голова его горела, как в огне.
— Ни буржуазия, ни пролетариат не могут ничего изменить в современном строе, — продолжал Деланд. — Прежде всего потому, что только недавно было много преобразований, затем, по существу, сейчас нет такой классовой разницы, которая привела к революции в 1789 году. Тогда, действительно, было королевство, была аристократия, вырождающаяся, правда, но, все же, особый класс. То, что стоит во главе теперь, никак нельзя назвать классом, это — случайные выскочки. Обратите внимание: капитал редко удерживается в двух поколениях одной семьи. К тому же капитал является продуктом уменья известного индивидуума вести борьбу с конкурентном. Бедняки, это — люди неспособные к борьбе и больше ничего. Один не умеет бороться по своему невежеству, другой — просто от природной своей вялости, третий, просто, глуп, или пьяница, человек, привыкший к беспутной жизни и порочный…
— Чего ты нас оскорбляешь… разве затем тебя сюда звали? — закричала одна из женщин.
— Мерзавец… да бедняжки-то во сто раз умнее и никогда так не напиваются, как эксплоататоры.
— Довольно… в помойную яму эту желтуху!..
Комбелар замахал звонком, надеясь сдержать расшумевшуюся публику, но в эту минуту встал колбасник Варанг:
— Желтуха плюет на краснуху!
— Заткните ему глотку! — снова закричала женщина.
Красная и желтая ложи встрепенулись, и буря разыгралась неожиданно быстро и неудержимо. "Шестерка" оказалась у самой ложи "желтых", но группа защитников, все-таки, втиснулась между, в воздухе замелькали палки. Засвистели хлысты. Какой-то мясник засучивал рукава и непрерывно орал: "в бой! в бой!". Два вагонных смазчика влезли на какой-то карниз, землекоп ринулся на сцену, Боссанжи, Эмиль Пурайль и Густав Мельер бежали сплошной цепью, положив руки друг другу на плечи. Фаландр в своей развевающейся крылатке подпрыгивал, как гиена. Исидор Пурайль бросался то в ту, то в другую сторону.
Некоторое время стоял невообразимый гвалт. Но вот из ложи "красных" вышли и присоединились к "шестерке" гигант Альфред и Бардуфль; у всех палки замерли в ожидании какой-то новой, настоящей схватки. И вот, раздался мычащий голос Гуржа:
— Красная ложа вызывает на бой желтую!
Бритый малый выскочил из желтой ложи, за ним, как две пантеры, прыгнули братья Самбрего. Варанг вскочил на корточки на барьер ложи и закричал:
— Получите угощение!
— В бой! в бой! — продолжал вопить мясник.
— Один на один, попарно, никакого оружия ни в руках, ни в карманах, — огласил условия борьбы Бардуфль. Он стоял, сгибая и разгибая руки геркулеса, предоставляя всем любоваться своими мускулами. Бритый малый проделывая то же, крикнул:
— Ну, подходи, проходимец!..
Толпа перед ним расступилась. Группа желтых протискалась за ним следом.
— Вперед! — прогремел Гуржа и кинулся вслед за Альфредом. "Шестерка" с Дютильо во главе двинулась тоже, по военному, мерно соблюдая шаг.
— Товарищи! — тщетно вопил Комбелар, — прошу вас вы слушать оратора!
Никто на его вопли никакого внимания не обращал. А когда Бардуфль и бритый малый стали в позу, по зале пробежал одобрительный говор. Потом вдруг сразу водворилась полная тишина. Комбелар, и тот опустил на стол колокольчик и перестал надрывать свою глотку. Весь зал уставился на борцов. Одна Христина, бледная, прекрасная, отвернулась. На ее красивом лице не было ничего, кроме презрения и глубокого отвращения.
Ни Бардуфль, ни бритый малый, походивший на русского борца Поддубного, не знали, как приступить; кто-то сзади подтолкнул бритого малого, и он ударил противника в лицо, оставив на нем яркокрасный след. Бардуфль бросился на него, но тот увернулся.
— Что, получил? — поддразнил бритый малый.
Бардуфль только прорычал что-то в ответ. Бритый хотел снова ударить опять в лицо, но землекоп сделал движение, так что бритый, едва задев его, споткнулся. В этот момент Бардуфль ухватил его своими лапами, как клещами. Началась настоящая борьба. Бардуфль обхватил бритого и сжимал его все крепче и крепче. Бритый схватился рукой за противника, но выя последнего могла выдержать на себе каменную стену, и из этого приема ничего не вышло. Между тем Бардуфль все крепче и крепче сжимал тело бритого, казалось, кости последнего сейчас затрещат. Бардуфль отлично знал, что может рассчитывать только на свою силу, ни на какие тактические приемы он не был способен. На спину его сыпались удары, но он только наклонил голову, чтобы в лицо не попадало, и продолжал медленно и мерно сжимать тело противника, пока, наконец, не уложил его на обе лопатки. Тогда он прорычал что-то непонятное и с самой добродушной физиономией протянул противнику руку.
И снова поднялся неистовый шум. "Шестерка", бросилась на "желтых", и началась настоящая свалка. Били друг друга палками, кулаками, чем попало, раззадоривали друг друга неистовой руганью. По некоторым лицам уже струилась кровь.
Колбасник Варанг пробирался к гиганту Альфреду и неожиданно вырос перед ним, как из земли:
— Я тебя проглочу, как пилюлю!
Как человек, еще ни разу в борьбе не терпевший поражения, он был уверен в себе; тем более, что ему было известно, что гигант Альфред никаких приемов борьбы не знает.
И снова водворилась тишина, и люди расступились, ожидая этого нового поединка.
— Выходите! — крикнул Исидор.
Варанг тихо выступил, потирая руки и готовясь вести борьбу по всем правилам искусства; Альфред, как натура сангвиническая, действовал по вдохновению. Он сразу набросился на колбасника с кулаками. По лицу Варанга побежала кровь. Они обхватили друг друга, и началась борьба. Глаза Варанга пронзали, как электрические искры, глаза Альфреда сверкали, как брызги потока при свете солнца. Шеи борцов вздулись, жилы стали похожи на синие веревки, и лица их озверели.
Вдруг тело Альфреда взлетело в воздух. Колбасник взмахнул повыше, чтобы сильнее хлопнуть противника о землю. Тот, однако, сумел упасть прямо на ноги. И снова оба, задыхаясь, тискали друг друга.
Наконец, гиганту как будто удалось уложить Варанга на землю, но последний откатился, вскочил и снова вцепился в противника. Борцы то пригибались к земле, то один из двух взлетал в воздух. Близ стоящие бойцы: Дютильо с лицом, обращенным в котлету, Самбрего, по щекам которого струилась кровь, и другие, глядя на борцов, выли, как волки. Барьер, отделяющий оркестр от зала, затрещал под натиском борющихся тел, и они покатились к суфлерской будке. Тут Альфреду удалось вырваться из об'ятий колбасника, причем, последний ударом кулака чуть не разбил ему челюсть и тотчас же, ухваткой дикого зверя, снова на него набросился. Гигант потерял равновесие, и оба грохнулись на землю. Теперь они нещадно били друг друга кулаками в лицо, коленкой — в живот. Из носа гиганта кровь хлынула двумя струями; колбасник сплюнул выбитые зубы. Все правила борьбы, вопросы чести были забыты, все помыслы были направлены на то, чтобы нанести противнику последний удар, остаться победителем, хотя бы ценою убийства.
А кругом только подзадоривали.
— Наделай из него котлет, Альфред, ну, ну!..
— Выпусти ему кишки, Варанг.
— Колбасник сдает!
— Нет, наборщик сдает!
Нервы у всех напрягались, разгоралось нетерпение узнать исход борьбы. Наконец, гигант не выдержал и со всего размаха ринулся на колбасника. Последний нанес ему удар в ногу с такой силой, что гигант завопил от боли и покатился на землю; но в тот момент, как торжествующий противник собирался нанести ему окончательный удар, он изо всей силы ударил его ногой в живот. У колбасника захватило дух, и он покатился на землю. Тогда гигант, положив колено ему на грудь, прохрипел:
— Все свидетели, что сейчас я могу его убить!
И снова поднялся невероятный вой и гам. "Красные" сплотились вокруг своих вожаков: Дютильо, Бардуфля и других. Желтые, с бритым малым и братьями Самбрего, сгруппировались около своей ложи; кое-кто похрабрее из публики примкнули к ним, но все же, среди моря красных, они были маленьким островком. Однако, "красные", видно, еще колевались, не решаясь начинать схватку. Кое-где засверкало опасное оружие: ножи, револьверы, трехгранные стилеты.
И вдруг Гуржа запел Интернационал:
"Вставай, проклятьем заклейменный"Весь мир голодных и рабов…
Услыхав звуки этого священного гимна свободы, вся масса заколыхалась и двинулась вперед.
Во время происходившей схватки Христина не пожелала уйти. Она стояла, с горькой улыбкой глядя на все эти разнуздавшиеся страсти.
Деланд уговаривал ее уйти. Она отказалась. Ее присутствие стесняло его; если бы не она, он сам бы принял участие в борьбе.
